Тропинки в волшебный мир - Страница 99

Из-за низких тяжелых туч впервые за весь день выглянуло солнце, осветило столпившийся вокруг прорубки лес, золотыми огоньками расцветило снега. Лес притих, словно задумался над судьбой своей питомицы, и молча ждал развязки. А она приближалась.

Ивук осторожно вынул из ружья патрон, выковырнул пыж и, высыпав дробь в карман, зарядил ружье холостым патроном. Просунув в дупло ствол, он выстрелил. Запахло гарью. Из дупла поплыл пороховой дымок.

Вынув из-за пояса топор, охотник быстро подрубил прогнивший ствол и, надавив плечом, свалил его. Вместе с трухой из дупла вывалилась на снег мертвая куничка. Зверек был убит сотрясением воздуха. Ни одна дробинка не попортила шелковистого меха.

Медовая река

В степи за большим селом Заовражье, на колхозной пасеке, ночевали двое: пчеловод Николай Алексеев, высокий, смуглый парень лет двадцати пяти, и сторож Иона Тимофеевич Моргунов. Лицо Ионы морщинистое, а выцветшие глаза спокойные и по-детски ласковые. Николай, обычно веселый и разговорчивый, на этот раз был задумчив. Он сидел у костра на разостланной солдатской шинели, машинально подкладывал в огонь сухие стебли прошлогодней полыни и, глядя на бегающие языки пламени, перебирал во рту сухую былинку.

А задуматься было над чем.

Вторую неделю над степью тянул суховей. Горячий, словно вырвавшийся из пекла, ветер желтой дымкой завесил горизонт, буйно разгуливал по степи. Ветер сушил и без того небогатую влагой землю. Разнотравье, еще недавно зеленое и пестрое от цветов, сникло, стало буреть. Каждая травинка, склонившись в земном поклоне, хотела сейчас одного — пить!

Пчелы работали по утрам и вечерам. Днем, несмотря на то что зацвел донник, сбор меда прекращался. Нектар густел, едва успевая выйти, превращался на горячем ветру в блестки сахара и оставался в венчике цветка нетронутым: засахарившийся нектар пчелы не брали.

Донник был опорой всех пасек, разбросанных в этой степи. Мед отсюда шел и пчелам на зимовку, и в кладовую колхоза. Пчеловоды растерялись. Суховей, распластавший над степью желтые крылья, сыграл с ними злую шутку.

— Да, Коля, плохо наше дело, — посасывая трубку, сказал после долгого молчания старик. — И досадно, главное, урожай-то на все какой! В редкий год увидишь такие хлеба, а мы вдруг без меда! Да нам, милый, стыдно будет и на глаза-то показаться людям.

— То хлеба, — вздохнул Николай. — Им теперь жара нипочем, они уже в силе. А нам вот. Эх, дождя бы сейчас!

— А дождя не будет, тогда пчелы не только для колхозу — себе-то на зимовку ничего не соберут, — пророчески сказал Иона— Вон как все варит…

— Ну, уж до этого не доведем…

— А что сделаешь? — нервно разведя руками, спросил старик. — Ей, небесной-то канцелярии, небось не прикажешь, Видишь — горит степь-то? Недели через две, может, и брызнет, да что толку, коли уж все спалено будет?

— Дождя ждать не будем, — видя, как кипятится старик, улыбнулся Николай. — Это пропащее дело. Я, думаю, Иона, в лес переехать, По опушке там разнотравье цветет, а потом липа будет. Она посильнее нашего донника. Так и выйдем из положения, Не сидеть же сложа руки и ждать у моря погоды, Утром съезжу посмотрю, как там.

Вечер уже прошел, и теплая июньская ночь замигала множеством звезд. В неостывшем воздухе стояла пряная духота с запахом полыни, донника, терпких степных трав.

Николай заснул у костра не раздеваясь, Иона долго бродил, пока не стало светать, но наконец и он задремал, облокотившись на улей.

Разбудил Николая утренний холодок. Костер погас. В полнеба стояла шафранная заря, обещая знойный день, В побелевшем небе таяла луна.

Николай умылся, а когда приготовил завтрак, разбудил старика. Выкатывая из-под навеса мотоцикл, сказал:

— Вечером не жди, задержусь.

— Поезжай, один управлюсь.

На столбовой дороге Николай прибавил скорость. У моста через суходол догнал подводу и притормозил, узнав в одном из седоков Михаила Плетнева, с которым познакомился весной на районном совещании.

— Здравствуй, дядя Миша!

— Здорово, Коля! Смотрю: кто это летит! А оказывается — свои. Далеко?

— В ваши места. Хочу пасеку в лес перебросить. Плохо у нас в степи. А ты откуда?

— Из района, Вощинки купили, а теперь на холодку домой пробираемся, А ты, значит, кочевать надумал? Переезжай, не прогадаешь! Еду вот и смотрю: откуда тут меду быть? У нас, правда, завидного пока мало, но зато впереди липа! А здесь и ждать нечего, Я для тебя, пожалуй, и местечко найду хорошее.

— Садись ко мне! — пригласил Николай. — Товарищ не заскучает один-то?

Возчик улыбнулся в бороду и достал кисет: «Мы и в одиночку привыкшие».

Лесная поляна, куда они приехали, Николаю понравилась. С северной стороны стеной стояли вековые липы, С юга к самому лесу подходило гречневое поле.

— Вот и Студеная В ней пескарь, оголец водятся, — пояснил Плетнев. — Этот шалаш я делал, В прошлом году сюда половину пасеки перевозили. Он и вам пригодится. Ни под одним дождем не промокает! Смотря, сколько гречи, белого клевера по опушке! А липы, липы сколько! На тысячу семей хватит! И толковать, Коля, нечего. Без меда здесь не будешь.

Он ходил по поляне и, словно продавец, разводя руками, нахваливал, А место и впрямь было неплохое, Николай по-хозяйски осмотрел шалаш, умылся в Студеной, вышел на гречу» В голове рождались планы: устроить бы здесь постоянную пасеку, вырыть омшаник, поставить домик, Живи, работай! До пол-лета стоять тут, а после липы выезжать в степь на донник. Хорошо. Сосед Михаил Плетнев — отличный человек, не чета Ивану Михайловичу, вспомнил он о пчеловоде соседнего светлановского колхоза. Интересно, куда они думают переезжать? А может, и никуда, старик упрямый. Надо заехать, поговорить. В случае чего — места здесь и ему хватит.