Тропинки в волшебный мир - Страница 95

— Кто же это в страду будет возиться с твоими пчелами? — спросила супруга. — Только и делов теперь до них. Кому и нужно, да не возьмут. Сено-то сейчас дороже меда каждому. Разве Митричу предложишь. Сейчас только его никакая страда не удержит.

— Много ли даст Митрич, — возразил лесник, — три кило меда да кислушки поднесет — невидаль, за такую-то семью! Лучше повременю малость. После покоса за настоящую цену отдам!

— Так и будут там пчелы сидеть и ждать, когда покос кончится. Небось найдет кто-нибудь да заберет.

— Найдет?! — удивился Степан, и косматые брови его полезли наверх, топорща на лбу кожу. — Это же в двадцать первом квартале! Туда только зимой иногда охотники заходят, а летом ни одной души не бывает!

Сенокос кончился, но не убавилось у колхозников дел, а прибавилось. Началась уборка хлебов, потом до самых морозов копка картофеля. Степану жаль было продавать пчел Митричу, и он терпеливо ждал. После огородов народ повалил в лес, заготовлять на зиму дрова. Тут уж и самого Степана связали по рукам: целыми днями ходил он по лесу, указывал делянки. Когда наступила зима и много разных дел схлынуло с рук, лесник решил заняться своей находкой. Не пропадать же пчелам в лесу!

Тут опять вмешалась в дело рассудительная супруга.

— Кто же это в зиму купит у тебя пчел, умная голова? Их небось каждый к весне стремится завести. Сейчас купи, а они и подохнут до весны-то. Хоть и ждал ты все лето, а, видно, не миновать тебе Митрича.

Степан подумал-подумал и решил, что, действительно, никто сейчас, кроме Митрича, не решится купить пчел.

Митрич — колхозный пчеловод, низенький, рыжебородый старик, большой любитель дупляных пчел. Трудно понять, что ему больше нравилось: пчелы, дупла ли, куски прогнившего дерева, каких и бесплатно в лесу можно набрать целую уйму. Только диких пчел Митрич всегда покупал охотно. Он аккуратно вырезал кусок дупла с гнездом, пчел перегонял в улей, а на дуплянку прибивал небольшую дощечку и писал, где и когда найдены пчелы. Таких «экспонатов» у старика скопилось много. Новые он выставлял для всеобщего обозрения на пасеке, а старые в беспорядке валялись у него на чердаке, на омшанике — везде, где только можно было приткнуть.

Неверно было бы считать, что Митрич скупает диких пчел ради пустой забавы. Был у него к этому особый интерес. На листе фанеры он сделал карту леса и отмечал места, где были найдены дупла. Старик вел учет улетавшим с пасек и селившимся в лесах пчелам. Правда, не обязательно было к крестикам на самодельной карте хранить еще и дупла; никто это делать старика не обязывал. Но если рассуждать так, то никто не обязывал его делать карту и вести учет. Все это, видимо, доставляло Митричу какое-то удовольствие. У каждого человека есть свои слабости.

Правда, продавали Митричу диких пчел неохотно, только в крайней нужде, когда деть их было решительно некуда. Происходило это потому, что со стариком нельзя было рядиться. У него на любое дупло одна цена — три кило меду, и, хоть в доску разбейся, Митрич не прибавит. Расплачивался старик колхозным медом, прямо с пасеки. Но и пчел он покупал не себе. Самому ему оставались только хлопоты да дуплянка. Но такой уж человек Митрич — большего ему и не нужно.

Лесник застал Митрича на пасеке. Тот сидел около окна и подшивал валенок.

— Пчелы, говоришь? — обрадованно переспросил он. — Тогда давай завтра утречком и сходим.

Митрич не любил такое дело откладывать в долгий ящик.

Утром Степан еще затемно пришел на пасеку. Старик уже ждал его.

Было морозно. На черном, словно бархатном, небе весело перемигивались крупные звезды. Когда охотники добрались до места, рассвело. Все деревья в лесу стояли запушенные инеем, будто ночью, пока все спали, кто-то невидимый опутал их тонкими, ажурными кружевами.

— Здесь! — указав на толстую осину, прошептал лесник Митрич приложил ухо к стволу и пощелкал.

— Не слышно. На это ли место привел? — усомнился он.

— За неделю до снега смотрел, тут были. Поди, уснули крепко.

— Сам ты уснул!

Предусмотрительно заткнув леток рукавицей, Степан зарубил дерево. Пила мягко вошла в полугнилой ствол. Осина жалобно скрипнула и, ломая отмершие сучья, рухнула в снег. Из выгнившей сердцевины посыпались труха, птичьи перья, мох, обломки пчелиных сотов. Вместе с этим хламом неожиданно вывалилась на снег рыжевато-бурая, с желтым пятном у горла, лесная куница и, словно согнутая пружина, мызгнула между ног. Не успели охотники и глазом моргнуть, как она скрылась в лесу. Степан было метнулся вслед, да спохватился и только рукой махнул — все равно не догнать!

— Вот язва! Да как она сюда забралась? — удивился старик, Степан с досады скреб затылок:

— Жаль, ценную штуку упустили!

Когда выпилили дупло, то оказалось, что всех пчел и больше половины меда поела куница. Митрич, подбирая в трухе остатки сотов, ругал ее на весь лес за погубленных пчел.

Жена лесника, узнав о случившемся, только руками всплеснула.

— Что, не говорила я тебе? — упрекнула она мужа. — Надо было тогда же и продать их Митричу. А то пожадничал, а теперь ни себе, ни людям. Вот тебе и заповедный квартал.

В это время Митрич старательно выводил лиловым карандашом на липовой дощечке: «Сие дупло найдено в 21 кв. Зеленодольского лесничества лесником 3-го обхода Веревкиным С. в страдную пору, К зиме пчел вместе с медом похитила куница-медовка, которую застали мы на месте. Она вьюном мызгнула меж наших рук и скрылась в лесу».

— Надо же чем-нибудь и лесному зверю кормиться! — сказал вслух Митрич и забросил пустую дуплянку на чердак,