Народная поговорка
Дикари задумали роиться недели полторы назад.
Хотя и жили они па колхозной пасеке с самой весны, чувствовали опеку человека, но мало доверяли людям, и всякий раз, едва дед Никита начинал открывать улей, дикари безжалостно нападали на него и жалили.
Но человек хитрее. Дед Никита стал смотреть улей с дикарями только перед обедом в очень хорошую погоду, когда большинство пчел улетало за взятком, а молодежь была настроена более миролюбиво и жалила меньше.
Старик заметил роевое настроение дикарей в самом начале, едва только пчелы задумали роиться, и с нетерпением ожидал роя. И надо же было случиться такой беде! Рой вышел в тот самый момент, когда старики на другом конце пасеки перетаскивали новый улей.
Но отроились дикари не так, как обычно роятся пчелы. Они в возбужденном настроении ушли из улья все, не пожалев даже оставить на произвол судьбы расплод. Так горячо у них было желание уйти в лес. В нарушение всех пчелиных законов, дикари ушли, даже не привившись на пасеке и не дав возможности своим разведчицам проверить заранее найденную «квартиру».
Старики не заметили, когда рой вышел из улья, поэтому и не сумели вовремя захватить пчелиную матку. Не заметили бы" они и когда улетели дикари, если бы не Ваня Курочкин, но было уже все равно поздно.
Набрав высоту, дикари шли беспорядочной тучей над деревьями, громко и торжественно гудя на весь лес. Нового места у них не было, и они летели отыскивать старый лес, где всегда можно найти подходящее дупло.
Над одной поляной рой снизился и пошел низко над цветущими травами.
Пчелы уже почти пересекли поляну, намереваясь войти в лес, где, быть может, отыщется подходящее место для жилья, но тут вдруг раздался сильный звон. Это косари, заметив пчелиный рой, дружно ударили в косы, чтобы остановить его. Обычно рой, улетевший с пасеки, вздрогнув от неожиданного звона, спускается на землю и прививается у какого-нибудь куста. Но это летели дикари. Они тоже вздрогнули, но, вместо того чтобы опуститься, круто взмыли вверх и еще быстрее полетели в другую сторону от старого леса. Уже больше трех часов пчелы были в полете. Теперь они потеряли направление к старому лесу и летели, сами не зная куда… Тяжело нагруженные медом, они начали уставать, а опуститься было некуда. Внизу росло мелколесье, где, конечно, никакого дупла не найти. Наконец передовая колонна пчел — голова роя — взяла вдруг круто вправо, в сторону пасеки, и, пролетев в этом направлении еще с полчаса, пчелы заметили большое заросшее камышом и осокой, кочковатое болото. На его хилом, безжизненном берегу стояла толстая мертвая осина без сучьев и верхушки. Пчелы в другое время, может, пролетели бы мимо, даже не обратив никакого внимания на эту осину, но сейчас они изрядно устали, рой стал опускаться и вскоре огромным клубом привился на это мертвое дерево. В осине было дупло, и пчелы, не решившись больше искать ничего лучшего, быстро забрались в него. Дупло было просторное, лучшего жилья не нужно желать.
Когда-то здесь жили пчелы, но почему-то погибли. После пчел дупло заселила семья пчелиных волков-филантов. Но и фил анты погибли еще года два назад. Сейчас дупло пустовало, и рой дикарей решил обосноваться здесь надолго, от усталости не определив даже, почему это место такое гиблое.
Через час семья уже вовсю работала на новом месте.
А дед Никита готовил в это время пустые ульи для посадки роев и то и дело вздыхал: «Эх, жаль. Какой рой проворонил!»
Где ему было знать, что дикари прижились в дупле старой осины на горелом комарином болоте в каких-то двух километрах от пасеки? Каждую осень старик ходил туда пострелять длинноносых жирных дупелей и бекасов летом что ему делать в горелом болоте, комаров кормить?
Смотри, как роща зеленеет
Палящим солнцем облита,
А в ней какою негой веет
От каждой ветки и листа!
Еще утром дед Никита говорил сторожу, что роение недельки полторы продержится. Но предсказания его не сбылись.
Вечером, едва пчеловоды рассадили по ульям пойманные днем рои, как над лесом разразилась гроза.
— Всегда так, — сетовал на непогоду дед Афанасий. — Когда надо — нет дождя, хоть расшибись, а стоит только подойти сенокосу — на те вот! Хлынет как из ведра, и удержу никакого нет. Уж испокон веков такой беспорядок в природе ведется.
— Не говори! — сочувственно кивал головой дед Никита. — Словно на то. Тут сено всем надо сушить, а он вон хлынул. Теперь на неделю, не меньше, зарядит. У меня уж дня три кости ноют.
Всю ночь за избушкой неистово шумели деревья, хлестал дождь, и время от времени освещали всю пасеку, били в окна мертвенно-голубые отблески молний. Над лесом глухо перекатывался гром, словно по зубчатым верхушкам деревьев проносилась тяжелая колымага.
Дождь шел с небольшими перерывами четыре дня. Он уже не лил сплошным потоком, как в первую ночь, а сеял мелко-мелко, притомился, чуть слышно шурша по листьям. Все кругом притихло, замерло. Не слышалось ни птичьего пения, ни жужжания пчел. Скучно стало в лесной сторожке. На пасеку из-за непогоды не заглядывали в эти дни ни косцы, ни ягодники. Ребятишки тоже не показывались.
На второй день непогоды дед Никита не выдержал безделья, накинул свой старенький брезентовый плащ и пошел в лес. Здесь было лучше. Дождь обмыл листву, и лес выглядел помолодевшим. Изумрудно-зеленая листва блестела. В подлеске, в кустах черной смородины выглядывали зеленые душистые ягоды. Малина тоже дала хорошую завязь. Не обращая внимания на дождь, пышно цвел брусничник.