За изгородью, вдоль стены леса, показалось десятка два косцов.
— Пчелиным царям и богам почет и уваженье! — крикнул какой-то шутник.
— Милости просим к завтраку! — приветливо отозвался дед Никита, узнав односельчан.
— Опаздываем и без того, — признался кто-то из пожилых косцов, — по росе надо поработать, а то тяжело будет. К вам в другой раз заглянем.
После завтрака дед Афанасий отправился на озеро мыть посуду, а пчеловод, вынув свою записную книжечку, пошел по рядам ульев выяснять, сколько примерно сегодня будет роев.
Солнце уже припекало, и изо всех ульев дружно вылетали пчелы. День обещал быть жарким.
— Не менее десятка сегодня выйдет, — сказал дед Никита вернувшемуся с озера сторожу. — Через полчасика пойдут.
— Долго еще пробесятся? — спросил дед Афанасий.
— Да недельки полторы еще промучают. Вот липа зацветет, начнется хороший взяток, враз все роение кончится, не до этого им будет. А сейчас делать-то особенно нечего, жара, все цветы сникли, мало дают нектара. А липа, она даст. Это дерево жары не боится.
Тут над одним ульем вдруг бурно зашумели пчелы.
— Началось! — вздохнул дед Никита, торопливо выбивая трубку. — Ну, Афанасий, за работу.
Дед Афанасий, приметив, на какое дерево прививаются пчелы, потащил туда лестницу. Никита торопливо разжигал дымарь.
Пчелы привились в пазухе толстого сучка и, притихнув, слились с темно-серой корой дерева.
Дед Никита приспособил роевню рядом с клубом пчел и, осторожно черпая их» берестяным черпаком, быстро переложил в роевню весь рой. Оставшихся пчел, тех, которые расползлись по стволу дерева, старик поднял дымом в воздух, и они уже сами пошли в роевню.
Не успел еще дед Никита спуститься с дерева, как сторож Афанасий крикнул с другого конца пасеки:
— Еще один выходит! Скорее!
До обеда дед Никита собрал шесть роев и так утомился, что еле передвигал ноги. Но отдыхать было некогда. Старик знал, что роя три-четыре сегодня еще будет.
— Роится, роится! — вдруг крикнул дед Афанасий Никита вытер подолом рубашки вспотевший лоб, пошел посмотреть.
— Сильный, видать, рой. Смотри, сколько пчелы выходит! — определил дед Афанасий.
— За ним на дерево не полезу, — спокойно сказал дед Никита. — Сам в новый улей зайдет…
Сторож знал «колдовские» способности деда Никиты, но тут не поверил ему. А дед Никита спокойно наклонился к прилетной доске и стал ждать. Когда из улья вышло уже больше половины роевых пчел, на прилетной доске показалась матка. Вышла она важно и подниматься в воздух не торопилась. Дед Никита ловко накрыл ее колпачком из металлической сетки и посадил в маленькую, сделанную из такой же сетки, клеточку.
— Теперь шабаш! — облегченно вздохнул он. — Никуда этот рой у нас не денется.
Матка — сердце роя, и без нее пчелы никуда не полетят, обязательно все вернутся в улей.
Дед Никита стоял около улья, зажав в кулаке маточную клеточку, или, как зовут ее пчеловоды, маточник, и улыбался, как победитель. В эти минуты старик походил на сказочного доброго молодца, зажавшего в кулаке яйцо, в котором хранилась смерть Кащея Бессмертного.
Старики быстро отнесли в сторону улей, из которого вышел рой поставили на его место новый и туда, между рамками с вощиной и расплодом, взятым «взаймы» из старого гнезда, посадили в клеточке матку.
А рой бушевал. Пчелы долго кружились сначала над одним потом над другим деревом, пытались привиться, но, чувствуя, что матки с ними нет, стали возвращаться в свой старый улей, и так как на его месте стоял уже новый, то пчелы пошли в него Когда весь рой собрался в улье, дед Никита закрыл у него леток. Старики отнесли улей в омшаник, чтобы рой немного успокоился, а старый поставили на место.
— Ловко полечилось! — с улыбкой заметил дед Афанасий. — И вечером этот рой уже не нужно сажать. Вынес улей, и все тут. Хорошо. Нам теперь нужно всегда так делать. Бесхлопотно.
— Нельзя. Пока мы тут оба возимся, не заметим, когда где-нибудь еще рой выйдет.
— Как не заметить, заметим! Я все время по сторонам поглядывал. В случае чего сразу заметил бы…
— Рой! Рой! Дед Никита, рой полетел!
Старик от неожиданности даже вздрогнул. По тропинке бежал Ваня Курочкин, размахивая узелком, а в стороне избушки уходил с пасеки огромный рой.
— Так это ведь дикари улетели! — схватился за голову дед Никита и побежал, в котором жили дикари.
Старик быстро сбросил с улья крышку, задернул холстик. Улей был пуст. Только в самом центре гнезда копошилось с десяток молоденьких пчелок.
— Так и есть! Вот оказия! Твои, Ванюшка, пчелы-то улетели. Я роя ждал от них, а они, окаянные, вместе с роем всей семьей ходу дали. Вот беда. Видно, как волка ни корми…
— А я обед носил на покос, — захлебываясь, рассказывал Ваня. — Только подхожу к пасеке, а огромный роище прямо надо мной — жжуу! Я даже испугался. Ладно, вас сразу увидел…
— Вот, Афанасий, а ты говоришь: заметил бы! — упрекнул сторожа дед Никита. — За ними, брат, глаз да глаз нужен!
Весь день старик ходил расстроенным. Жаль было пчел. Ведь он возлагал на них много надежд. Правда, в улье оставалось несколько запечатанных маточников, и это спасало положение, но деду Никите очень уж хотелось иметь от дикарей хороший рой.
Но что же поделаешь, прозевали…
— Да, Никита, — сочувственно вздыхал сторож, — видно, за сколько купили, за столько и продали.
Как волка ни корми, он все в лес глядит