А муравьи блаженствовали. Колонии тлей были по-прежнему облеплены ими. Уткнув головки в кучи тлей и зло пошевеливая челюстями, они пировали.
Пробовали старики обирать тлю руками. Вовлекли в это дело ребятишек. Но тли так плотно сидели, что, не повредив побега, работу эту нельзя было сделать. Тут-то и сторож Афанасий, и ребята задумались над словами деда Никиты. Действительно, не бездельничают ли муравьи на яблонях. Слишком уж медленно продвигалась их работа, да и продвигалась ли?
Яблони совсем погибли и, может, в это лето так и не пошли бы в рост, если бы на пасеку случайно не заглянул лесник Емельян. Дед Никита рассказал леснику о своей беде, провел его по пасеке.
— Ты, мил человек, — сказал лесник Емельян, свертывая козью ножку, — на*пчелах собаку съел, а тут, как я погляжу, и пустяка раскусить не можешь. А ведь и дело-то, кажись, совсем плевое. У всех насекомых, также и у тлей, в природе свои враги есть. Вот если тебе нельзя их ядами травить — пчелы мешают, тогда этих тлиных врагов использовать надо. Мы, к примеру, свои леса этим очень даже спасаем. С древоточцами у нас дятлы борются, с разными гусеницами-листоедами — синицы, корольки, скворцы, пищухи, поползни, малиновки, зорянки, словом, вся малая птаха. А ваших тлей может поедать только божья коровка. Вы наловите побольше этих жучков и пустите в свои яблони. Жучок этот очень прожорлив, а тля для нега — первая еда. Они вам дня за три все яблони очистят, да так, что потом днем с огнем ни одной тли не сыщешь.
— Прилетают к нам и божьи коровки, — вставил дед Никита, — только муравьи их близко к тлям не подпускают. Сами, видать, кормятся. Только уж что-то больно экономно едят, сдвигу никакого нет.
— Э, старик! — усмехнулся лесник. — Так муравьи, видать, вас вокруг пальца обвели, как маленьких. Ведь они тлями вовсе не питаются. Они попросту на ваших яблонях скотоводством промышляют. Тли высасывают соки из молодых побегов и выделяют из себя сладкую жидкость, которую в народе еще медвяной росой зовут.
— Это я знаю, — вставил дед Никита. — По-пчеловодному — это падь. А если пчелы собирают такой сок, то и мед из него называется падевым.
— Так муравьям-то только эта роса и нужна, а не тли. Вот вы где промахнулись. Муравьи кормятся сладким соком и за это охраняют тлей от врагов, от той же божьей коровки. Эти муравьи — мудрецы. Они порой даже ухаживают за тлями, чтобы больше им соку давали. Это, брат, настоящие скотоводы. Отдельных насекомых они даже заводят в свои хоромы и там держат их как дойных коров, ухаживают и даже кормят, чтобы не подохли, а за труды получают их сок — выделение, которое страсть как любят. Так это муравьи не помогают вам, а только вредят. Вам прежде всего над проучить скотоводов, а уж божьи коровки потом сами прилетят живо с муравьиным скотом расправятся, как волки с овечьим стадом.
Дед Никита, услышав о муравьях-скотоводах, очень удивился.
— Чудеса! — воскликнул он. — Честное слово, чудеса! Муравей, крошка, а что понимает! Знает, шельма, где доход! Скотоводством промышляет, да еще на наших яблоньках. А мы-то думали, что они к нам на выручку пришли. Сроду бы и не подумал, что они на такое способны. Век живи — век учись! Правильно говорят. Что ж, придется, видно, раскулачивать всех скотоводов.
Старик взял ведро с дегтем и пошел обмазывать стволы яблонь, чтобы преградить ход муравьям. Ребятишки тоже взялись помогать деду. Они стали трясти яблоньки, сбивать на землю муравьев-скотоводов.
Муравьи никак не хотели расставаться со своей «скотиной», они лезли прямо в деготь, тонули. На трупики погибших бойко взбирались другие, лезли выше и тоже тонули в дегте, на них взбирались третьи, и, если бы дед Никита не смазал стволы яблонь во второй, а затем и в третий раз, они скоро бы сделали «живой мостик» через деготь и обязательно добрались бы до своего стада. Такие уж они настойчивые.
Когда доступ муравьям к яблоням был совершенно закрыт, на ветках появились божьи коровки. Сидели они, правда, все так же смирно, будто и не замечали тлей, но колонии этих вредителей заметно убывали. На третий день уже трудно было отыскать целую колонию, а еще через неделю яблони совершенно очистились и пошли в рост.
Вот какой курьезный случай вышел этой весной у деда Никиты с рыжими лесными муравьями. И хотя много они ему навредили, все же гнезда их старик не стал уничтожать.
— Слышал я, — сказал он ребятишкам, — что для леса муравьи пользу большую приносят. Вредных гусениц-листоедов до смерти заедают. Жаль, не догадались об этом Емельяна спросить* Уж он-то, наверное, знает…
Там цветут и клевер пышный,
И невинный василек,
Вечно шелест легкий слышно.
Весна-красна все трудилась не покладая рук. Стояли тихие солнечные дни. В лесу пышно зеленела трава, вся перемешанная с разноцветными головками цветов. Деревья распустились уже по-летнему. Всех раньше распустила лаковые листочки береза, и сейчас ее листья настолько окрепли, что стали темными, словно и не весна еще, а середина лета. Даже дуб-тугодум думал-думал, гадал-гадал, не обманывает ли его плутовка-весна, да не вытерпел и уже самым последним, не в пример ветреным березам, выпустил изо всех своих сучьев тугие, красновато-зеленые листочки.
Вовсю резвились при такой погоде и пчелы. Работали они так, что шум их разносился по всему лесу, и среди этого пчелиного гула ходил дед Никита, а ребятишки все удивлялись, что ни капельки не страшно ему. Ходит по пасеке и даже сетку на лицо не наденет. А пчелы так и шумят, так и вьются вокруг него, а старику все нипочем. Мало того, подойдет он к улью, присядет и смотрит, как из летка пчелы вылетают. А пчел так много, что ребят даже удивление брало, как это ни одна его не заденет.