— Петр Кузьмич, а в чем я, в подоле, что ли, буду им разносить обед? — спросила, в свою очередь, острая на язык повариха.
— Как так в подоле? Разве у нас посуды нет? Прямо в котле можно, в ведрах.
— Да разве я дотащу?
— Так лошадку дадим, как же. Сюда обязательно лошадку надо. Мало ли здесь разъездов будет: то в район, то в кузницу, дровишек подбросить.
— Тогда другое дело, я согласная, — ответила тетя Маша. — Лошадку сюда давно бы надо.
— Яков Васильевич, — обратился председатель к сторожу. — Выручай, берись еще и за лошадь.
— К чему она мне? — невозмутимо ответил старик. — Вы возчика прикрепите.
— Так нет же лишних людей. А у вас тут лошадь целыми днями бездельничать будет. Велика ли работа — дровишек подбросить да обед развезти? А тебе бы лошадка пригодилась. Ходить-то небось тяжело. А это запряг бы да и поехал качество проверять. О твоей же пользе печемся, — схитрил Петр Кузьмич.
Это польстило старику, и он согласился.
— Лошадка нам нужна, — сказал старик. — Вот в РТС когда слетать надо скорым делом. Пока ищешь бригадира или завхоза да пока тебе лошадь дадут, — день пройдет. А когда своя лошадка, запряг ее— и там! Без нужды и хлопот.
К стану подошел Митька Горюн.
— Андрей, дружище! — с ходу похвастался Митька перед своим другом. — Кабы ты только знал! Я сегодня выдренка поймал!
— Как выдренка?
— В вершу заскочил. Опоздай я на полчаса, он бы там задохнулся, но вовремя захватил. Живехонек!
Трактористы с интересом расспрашивали Митьку, поздравляли с необыкновенным уловом. Каждый советовал, как лучше и выгоднее сплавить зверька.
— А и впрямь дорогой зверь? — спросил дед Ухватов. — Коли так, то ты, Митька, надейся на меня. Лошадку нам вон Кузьмич дает. Я мигом в район свезу его и кому надо сплавлю.
Трактористы захохотали.
— Не вздумай, Митька, доверить! Пропьет все до копейки, хоть к ворожейке не ходи. А тебе скажет, что сбежал дорогой. Еще и с тебя на четвертинку сорвет. Скажет, что зверь покусал его и ему за лекарство пришлось платить.
— Не брешите, охальники! — вступился за свою честь Ухватов. — Не верь им, Митрий, врут. Все до копейки привезу!
— Ха-ха-ха! Привезет, держи!
Поле ожило еще до восхода солнца.
Первым тронулся со стана посевной агрегат Семена Золотова. Его мощный С-8 потащил на прицепе к Мокрому Кусту сразу пять сошниковых сеялок, заправленных пшеницей» Следом за ними пошли машины Наби и Михаила Жомкова, каждая с тремя сеялками.
Машины Андрея Гусева и Ивана Крюкова получили наряд у Ташлинского леса сеять овес.
— Для овса самое место — низина. Там сроду овсы на чудо родятся. Одно слово: сей овес в грязь — будет как князь! Только смотрите у меня, чтоб без огрехов, — грозя пальцем, предупредил Ухватов. — Коли что замечу, — всей бригадой вздрючим!
Старик успокоился, когда все разъехались и разошлись со стана. Всходило солнце. Было тихо и тепло. Над низинами дрожала испарина. В фиолетовом тумане утонули леса. Всюду заливались жаворонки, да где-то за косогором недовольно ворчал трактор.
— Благодать, — вздохнул старик. — Смотри-ка, Марья, погодка-то какая! За одну такую ночь трава на три вершка вырастет, Оглоблю за ночь в траве не видать.
Старик вспомнил о лошади.
— Пойду, Марья, приведу лошадку, а то и не увидишь, как обед подойдет.
— Давай, Яков Васильевич, скорее. Да по дороге дровец захвати. Я уж тут поблизости весь хворост выбрала, издалека таскать приходится.
Конюх Демьян дал старику сносного мерина, указал телегу и дугу.
— А сбруя? — спросил Ухватов.
— Сбруя у шорника. Он сам ее чинит, сам и выдает, Иди в дежурку. Святой, должно быть, там.
Андрей Новиков, по обыкновению, сидел за своим низеньким столиком и что-то сшивал.
— А, Яков Васильевич! — обрадованно ответил он на приветствие старика. — Здравствуй, здравствуй! Зачем пожаловал?
— Полный комплект сбруи требуется, Андрей Степанович Лошадкой нас сегодня председатель облагословил.
Андрей Степанович открыл огромный ларь и стал выкидывать из него под ноги деду сбрую, хомут с мочальной супонью, веревочную уздечку, седелку, Подпруга и подседельник тоже были сплетены из мочала.
Старику сбруя пришлась не по вкусу, К тому же он знал, что у шорника есть ременная, еще зимой колхоз закупил несколько комплектов, Веревочной в колхозе запрягали только водовозных кляч, подвозили к ферме воду да фураж.
— Ты бы, Андрей Степанович, заодно и оглобли обжег.
— Это уже зачем? — чувствуя какой-то подвох, недоуменно спросил шорник.
— Да для полной видимости погорельца. Может, кто и подаст. Все, глядишь, с твоей рванью на поллитру насобираю, — невозмутимо ответил старик.
— Что ты, Яков Васильевич, — обиделся Святой, — Сбруя что надо, крелкая. Куда вам для бригады лучшую-то?
— Ты не дури, Андрейка, — уже серьезно заговорил дед. — Эту рвань себе лучше прибереги. Шобонник придет — ему и сдашь за свисток, а мне подавай настоящую. Нам в район часто выезжать придется. Куда с такой срядой? Срам!
— Так нету лучше этой, Яков Васильевич. Ты уже разуй глаза-то. Сбруя что надо, крепкая, как соковая, не хуже ременной. Уж я-то в сбруе небось разбираюсь. За десять-то с лишком лет, почитай, собаку съел на этом деле, а ты — рванье! Побойся бога! — стал оправдываться Святой.
— Это по всему видно, Андрей Степанович, что ты собаку съел. Только, видать, не ту, которую следовало. Ты лучше съешь вон Шарика у своей соседки Онисьи. Презлющий пес. Проходу никому от него нет. С такого пса, может, и научишься разбираться в сбруях.