Тропинки в волшебный мир - Страница 73

— А тебе, Михайло, есть о чем тужить, — прислушавшись к его рассуждению, сказал Михаил Ефимович. — Это нашему брату остерегаться надо, а тебя пудовая щука за версту обойдет!

— Это почему же? — покосился на него Святой.

— Да опаска ее возьмет. Как бы не подавиться!

— Ха-ха-ха! — дружно взорвалось над станом. — Ай да бригадир! Вот так уж поддел Святого! Ха-ха-ха!

Как и в прошлые годы, недовольна уловом осталась только повариха.

— Черти чумазые, — ворчала она, — испортят только аппетит, а мне опять целый котел каши на свинарник везти. Да каша-то какая — с салом! Мед, а не каша!

Трактористы, как правило, готовили уху сами, считая это дело чисто мужским. Варили ее обычно все свободные от работы. Уха, сготовленная иногда десятью руками, получалась необыкновенно вкусная. Она пахла дымом, лавровым листом, керосином и другими тракторными запахами и, несмотря на это, всегда съедалась бригадой с большим удовольствием. А если и получался иногда пересол, то жаловаться все равно не на кого: сами готовили, сами и расхлебывали.

Дед Ухватов, расстроившись, что на заводе, где сшивают календари, озорники-рабочие выкурили его божьи деньки, отдыхал в будке и вышел посмотреть на улов самым последним, когда половина рыбы была уже вычищена.

— Ха-ха-ха! — дружно гаркнули трактористы. — Вот так дед Яков, вот так дает!

— А вы подождите ржать-то, — успокаивал их дед Ухватов. — Дальше слушайте, что было. Хлопнет он ее, а ей, лебедушке, кажется, что это парень, суженый ее, из-за кустов поднырнул и озорует с ней. Ну, дело ясное, весело девке. Взвизгнет она девичьим делом, оглядится — нет никого. Ну, думает, показалось, и снова плавать начнет. А сом опять смотрит, смотрит на нее из-под низу и снова загорится — еще раз хлопнет. Сомовье дело известное. Скучно ему со своей старой сомихой на дне-то лежать, вот он и озорует, А со стороны-то смотреть — красиво очень. Ночь, луна, омут мельничный, красна девица, словно русалочка, и сом. Только мельнику, отцу-то ее, вся эта красота не по нраву пришлась. Полюбовался он на эту красоту, обозрел и, хотя не рыбак сам-то, решил выудить этого нахального сома, что с его дочкой заигрывать вздумал. Выудил он его да за одно и сомиху подхватил. Вот как дело-то было. А вы — крысу ребятишки столкнули. Вовсе и нет!

— Ты, дед, так рассказываешь, что можно подумать, будто сам все это видел. Ловко подвернул! — сказал, улыбаясь, Михаил Ефимович.

— А думаешь, не видел? — обиделся Яков Васильевич. — Лопни мои глазыньки, видел, вот как вас, чумазых чертей, сейчас вижу.

— И не стыдно тебе, старому лешему, на молоденьких девок зенки свои поганые пялить? — вмешалась повариха. — Чай, грешно, поди, на старости-то лет?

— Грешно, грешно, — распылился дед Ухватов. — На красоту-то взглянуть никогда не грех, хоть и старому. Она, красота-то, сердце радует да тревожит. Ты вот, Марья, хотя и пожилой человек, а тоже все с молодыми заигрываешь. К примеру, на меня, старика, даже не взглянешь никогда, а говоришь — грешно.

— А какой толк с тобой заигрывать-то? Был бы хоть немного помоложе, лет так на пятьдесят. А то так себе, труха.

— Я те дам труха! — обиделся дед. — Я еще кое в чем и молодым нос утру, Знаешь небось поговорку, что старый конь борозды не теряет.

— Знаем, Яков Васильевич, слыхали. Только другое скажу. Терять-то, верно, не потеряет, но и не пропашет как следует. И это тоже знаем».

Над станом разразился неимоверный хохот, который, как потом рассказывали, был слышен даже в селе, Смеялись до слез. Едва смех начинал стихать, как снова вспыхивал еще сильнее.

— Ай да Марья! — сквозь смех кричали трактористы. — Вот ловко! Так его, старого черта, чтобы знал, как на молоденьких девок глаза пялить!

Смеялись до тех пор, пока Митька Горюн не окрикнул: — Довольно ржать-то, лошади! Уха готова, налетай! Но и за ухой еще долго смеялись трактористы.

В этот вечер в правлении колхоза собрались коммунисты и колхозный актив. Засиделись до третьих петухов. Обсуждали телефонограмму райкома партии и райсельхозинспекции о перекрестном севе всего ярового клина, В конце концов все пришли к единому выводу, что перспектива хотя и заманчива, но в данных условиях почти невыполнима: не хватит сеялок Решили. начать сев только перекрестным и узкорядным способами. Решение вынесли, но в душе каждый чувствовал, что больше половины клина придется засевать обычным, широкорядным, иначе сев затянется.

— Как бы там ни было, — сказал в заключение Петр Кузьмич, — а установку района мы нарушать не имеем права, да и дельная она. Начнем перекрестным, а там видно будет. А в районе посмотрят, как пойдет дело с севом. Эту установку они еще могут сменить. Затяжки в севе район не допустит, а сеялок не только у нас, везде маловато.

В связи с новой установкой пришлось заново пересмотреть составленный ранее график сева, уплотнить его до минимума.

Утром Митька вышел из дома еще затемно; нужно было до работы проверить верши и переставить их на новое место. Правда, мать разбудила Митьку пораньше, чтобы он поправил за двором изгородь, упавшую за зиму, но Горюну было не до того.

— Вечерком налажу! — крикнул он матери и бойко зашагал к реке.

Вода за ночь заметно прибыла, и до лодки пришлось добираться по колено в ледяной воде. Митька торопливо вычерпал банным ковшом из лодки насочившуюся за ночь воду, выбрал цепь и медленно поплыл вниз по реке, держась берега.

Было тихо. Вода в полоях лежала не шелохнувшись, словно застыла, только на самой середине река бурлила, набивая желтую пену, будто свивала из темной воды бесконечно длинную веревку* Небо на востоке стало зеленеть. Одна за другой гасли звезды.